Глава 1. «Герой и героическое в поэме Гомера «Илиада»»
1.1 Историческая основа поэмы «Илиада»
Глава 1. «Герой и героическое в поэме Гомера «Илиада»»
Историческая основа поэмы «Илиада»
В поэме два лагеря: материковые греки зовутся ахейцы, данаи, аргивяне . Троянцы – илионцы, дарданцы. Место великой битвы – пересечение Европы и Азии. Тема войны, безусловно, безрадостна, но войны наполняют обозримую историю человечества. Одна из первых – Троянская война, наиболее известная в европейской литературной традиции. Поэтому тема троянской войны - главнейшая тема самых ранних песен. Созданные по воспоминаниям об этой войне поэмы Гомера, положили начало всей европейской художественной культуры.
«Ночь забвения опустилась над этим холмом, и только лягушки квакали в болотах Скамандра, да изредка доносился издали скрип турецкой арбы. И вот теперь, через три с лишним тысячи лет после гибели Трои, стоит здесь худой пятидесятилетний человек, у которого нет никакого иного оружия, кроме любимого им Гомера и слепой веры в него, стоит и смотрит на холм Гиссарлык. Глаза его сверлят землю, как глаза скульптора – глыбу мрамора. Как тот видит скрытую в камне фигуру, которая только и ждет, чтобы резец вызволил ее на свободу, так и Шлиман видит глубоко в недрах холма стены Трои, которые дожидались его три тысячи лет» .
«Гиссарлык всегда был местом, где возводились постройки; после разрушения Трои на протяжении полутора тысяч лет один город за другим строился на развалинах предыдущего».
Н.Флоренсов: «Особое отношение к поэмам Гомера еще и в том, что они имеют огромное значение для исторической науки, т.к. относятся к переходной эпохе между высокоразвитым общинно-родовым и зародившимся в его недрах рабовладельческим строем. Читая поэмы, мы оказываемся как бы свидетелями великого рубежа в истории материальной культуры человечества – вплотную надвинувшейся смены бронзового века железным». Мир Гомера соткан из нескольких веков. Война под Троей – 13 век; песнь о ней – 8 век. «Илиада» - не историческая летопись, а легендарно-мифологическая поэма .
Образ Гектора.
В литературоведческих анализах «Илиады» Гектора обычно представляют параллелью Ахиллеса и его антиподом: являясь главным воином троянцев, он выступает в сражении против Ахиллеса, главного воина ахейцев, и проявляет многие противоположные, отсутствующие у Ахиллеса, качества: человечность, терпимость, чувство долга, преданность отечеству. Но с точки зрения смысловой структуры «Илиады» — то есть если проанализировать расстановку ее героев в системе их функций (не художественных, а содержательных) — Гектор противостоит Агамемнону и является его параллелью. Причиной войны был конфликт между Александром-Парисом и Менелаем. Так же как Агамемнон является сташим братом Менелая и главнокомандующим ахейскими силами, Гектор — старший брат Париса и главнокомандующий силами троянскими. Параллелизм двух образов проступает и в их трактовке: Гектор почти столь же противоречив, как Агамемнон. Это заставляет подозревать аналогичную судьбу образа — его глубокую предысторию.
Противоречия в образе Гектора тоже состоят в том, что герой предстает то идеализированным, то развенчанным — вперемежку. В одних местах поэмы он горд и отважен, не боится не только Ахиллеса, но и знамений от богов, в других — жалок, трусливо прячется и бегает от Ахиллеса; в одних местах прозорлив и рассудителен, в других — опрометчив, упрям и вздорен, отвергает разумные предостережения своего друга Пулидаманта. Конечно, столь же непредсказуемы реальные люди, но эпические герои, как правило, не таковы. Сколь бы ни был велик гений Гомера, он не мог далеко преступать законы жанра и пределы эпохи. Выходит, преступал? Как иначе объяснить сложность и противоречивость его образов?
В связи с этим велся длительный спор, изобретен ли Гектор специально для «Илиады» или этот образ существовал до нее (тогда как-то можно объяснить его сложность перипетиями предыстории). А если существовал, то как реальная личность, то есть списан ли сей образ с реального исторического лица, или он представляет собой ипостась фигуры, за которой стоит долгое бытование и развитие в фольклоре?
Многие видные ученые считали, что Гектор изобретен поэтому специально для «Илиады» . В самом деле, в ней он убит, так что в «Эфиопиде» и далее его и не может быть. В «Киприях», описывающих события, предшествующие событиям «Илиады», его деятельность минимальна и, возможно, вторична — внесена после появления «Илиады», в порядке подновления «Киприй». Против Ахиллеса там выступает прежде всего Кикнос, а кроме того, троянские рати возглавляют Александр и Телеф. Гектор, правда, участвует в битве — убивает Протесилая, высадившегося первым, но «Илиада», часто упоминающая события «Киприй», этой детали не знает: по ней, Протесилая убил некий безымянный дарданец. Значит, эпизод с участием Гектора вставлен позже, под влиянием значительности Гектора в «Илиаде». У ряда других героев в «Илиаде» есть эпитеты, которые из «Илиады» не объясняются - они сохранились от предшествующего бытования образа: Ахиллес - «быстроногий», старец Нестор — «копьеносец», «геренский конник», Одиссей — «градорушитель». А вот у Гектора все двадцать семь его эпитетов где некоторые из них многократно повторены, находят объяснение в «Илиаде»: «шлемоблещущий», «мужеубийца».
Имя Гектор — чисто греческое, а не восточное. Для упомянутых ученых это понятно, лишь если поэт выдумал своего героя: он всегда давал выдуманным троянским героям, каких в поэме много, греческие имена (иных не мог для них придумать, не зная Востока). Такие ученые как С. Баура, М. Воронов возражали, доказательства свежеизобретенности образа налицо, возражения все же не такие уж слабые. В «Киприях» Гектор все же имеется, а из двух взаимоисключающих сообщений о том, кто убил Протесилая, искусственным, вторичным надо считать сообщение как раз «Илиады», а не «Киприй»: знаменитого героя, вождя отряда, по законам эпоса, мог убить лишь еще более знаменитый герой, но никак не безвестный дарданец. Вообще безымянные исполнители успешных боевых действий — редчайшие исключения у Гомера, и каждое чем-то объясняется.
Теперь об отсутствии эпитетов, которые бы не объяснялись из «Илиады». Агамемнон тоже не имеет таких эпитетов, а между тем он действует во всех поэмах Троянского цикла, да и не только в них. Так что этого наблюдения самого по себе недостаточно для категорического вывода. Что же касается греческого имени Гектора, то такие имена давались иноземцам во всех поэмах Троянского цикла, да и вообще во всем греческом эпосе. Так что на этом основании можно было лишь отрицать наличие реального прототипа у Гектора среди малоазийцев. Но и это не так уж убедительно, потому что и Александр ведь греческое имя, а между тем реальный прототип в Илионе у Александра был — царь Алаксандус хеттских источников. Не исключена возможность, что в Илионе XIV—XIII веков правила династия греческого происхождения.
Большей частью это все негативные соображения — они лишь опровергают аргументацию сторонников изобретения образа Гектора для «Илиады», не давая ничего для утверждения противоположной трактовки. Только наличие Гектора в «Киприях» кое-что значит для утверждения такой трактовки. Но есть и явно позитивные наблюдения, побуждающие предполагать вторжение образа Гектора со стороны не только в «Илиаду», но даже в Троянский цикл.
В Троянском цикле образ Гектора держится гораздо хуже, чем образ Агамемнона. Агамемнон — единственный брат Менелая, и эта пара скреплена как локализацией (в Спарте, по традиции, два царя), так и историей сюжета о похищении жены героя (в старшем, египетском, варианте сюжета тоже фигурируют два брата). У Париса же много братьев, и Гектор лишь один из них. Но истинный ли это брат, исконный ли?
В принципе, Александр-Парис мог бы и сам командовать войсками: первоначально ведь это был самостоятельный царь и великий герой, главный со стороны илионцев в Троянской эпопее - это он убьет Ахиллеса, а самого его может убить только стрела из лука Геракла, находящегося у Филоктета, и за Филоктетом специально поедут главные герои ахейцев, потому что без смерти Александра не может окончиться Троянская война. Его моральное несоответствие роли командующего (изнеженность, припадки трусости), во-первых, не было таким уж препятствием (ведь нечто подобное есть и в образе Агамемнона), а во- вторых, оно, быть может, вторично — вызвано как раз отстранением Александра от роли командующего (или, по крайней мере, появление таких черт в характере героя было облегчено его отстранением от этой роли).
Скорее всего Александр должен был уступить эту роль своему брату ради симметрии—именно потому, что с ахейской стороны на аналогичном посту был не прямой противник Александра, а брат этого противника. Симметрия имела важное значение в художественных навыках греческих народных певцов — ею пронизана вся «Илиада», есть много исследований об этом (кстати, впадающих часто в крайние преувеличения).
Таким образом, командующим троянскими войсками должен был стать брат Александра-Париса. Но у Париса много братьев. Для роли командующего нужен был не просто брат, но великий герой. Откуда такой брат появился у Париса? Какова предыстория образа Гектора?
Могилу Гектора многие греческие источники, по крайней мере уже около 300 года до н. э., знают в самой Греции — в Фивах, главном городе Беотии. В «Пеплосе» Псевдо-Аристотеля передана даже надпись на могиле: «Гектору великую беотийские мужи соорудили могилу над землей, напоминание потомкам». Но источники расходятся в указании точного места этой могилы в Фивах: одни (Ликофрон, Аристодем) помещают ее на «острове блаженных», омываемом реками Исмебом и Диркой (так фивяне величали свой акрополь), другие (Павсаний) — у источника Эдипа перед Претидовыми воротами, ведшими к дороге в Халкиду на Эвбее (то есть на северо-восток). Это расхождение показывает, что к III веку до н. э. место уже было забыто, а известие существовало лишь как смутное предание.
Все источники, говорящие о могиле Гектора в Фивах, приводят к рассказу о том, как она там оказалась: ведь надо было объяснить несогласие с «Илиадой». Вот и повествуется, что кости Гектора находились прежде в Офринии под Троей, а оттуда перенести их в Фивы велел дельфийский оракул Аполлона. Но и тут расхождения — в объяснении причин, вызвавших запрос оракула и перенос костей: Ликофрон говорит, <что это сделали, чтобы избежать чумы и ради защиты от врагов (странная двойственность), схолии к «Илиаде» — более общо: чтобы избежать беды, Павсаний — дабы сохранить богатства.
Хоть Павсаний приводит даже точный текст оракула — четыре стиха гекзаметром,— но расхождения и неясности свидетельствуют, что вся эта история придумана, чтобы объяснить вопиющее несогласие с «Илиадой». В самом деле, по Павсанию, оракул велел поместить кости Гектора в такой город, который не участвовал в войне (а Фивы, конечно, никак не могли участвовать, так как лежали в руинах). Стало быть, бог заботился о том, чтобы кости Гектора не попали к его врагам, могли бы пользоваться искренним почитанием.
Между тем Гектор в «Илиаде» не раз ранит и убивает беотийцев — Лента, Аркосилая, Оресбия. Лент почитался в Платеях, Аркесилай — в Лебадии, а Оресбий жил в Гиле. Фивы соперничали с этими городами, своими соседями, но неужто настолько, чтобы забыть общебеотийские, да и общегреческие традиции? Зачем бы это беотийцам брать на уважительное сохранение кости легендарного врага всех греков?
Далее ученые указывают на врагов, которых в «Илиаде» ранит или убивает Гектор. Среди них очень много людей из Средней Греции — из Беотии (уже перечислены), Фокиды (Схедий и Орест) и Локриды (Трех и Патрокл; Опунт, откуда последний родом, всего в пятнадцати километрах от Фив). Бете склонен считать, что с этими героями Гектор сражался на своей родине и, будучи перенесен под Трою, потянул их имена с собой.
Трудно допустить такую уж сцепленность и столь уж адекватный перенос, но какой-то шлейф связей, представлений и имен мог потянуться за образом Гектора на другой материк.
Среди этих представлений — и поход на Трезен в Арголиде. Об этом походе Гектора рассказывает, ссылаясь на Истра, Плутарх . От Фив до Трезена менее ста километров по прямой, и их не разделяют моря.
Очень примечательно, как в «Илиаде» обозначена родина Андромахи, жены Гектора: тоже Фивы! Точнее, Фивы Гипоплакийские (Подплакийские) — «при подошве лесистого Плака» . Но Страбон в I веке до н. э. говорит, что в Троаде этого города уже нет, а место его он указывает на равнине. О горе Плак сообщает: «...место с именем Плак или Плакс там вообще не встречается, как нет и леса, лежащего над ним, несмотря на близость Иды». Таким образом, есть основание подозревать, что в неясных Фивах Гипоплакийских «Илиады» проступают реальные Фивы Беотийские. А это опять же подтверждает фиванское происхождение Гектора.
Образ Ахиллеса
Образ Ахилесса противоречив, в одно время он необузданный, горячий, злопамятный, безжалостен на войне, в тоже время, Ахиллес имеет нежное и любящее сердце, даже чувствуя глубочайшую обиду, переходящую в злость, он заставляет читателя проникнуться его болью, образ воина рыдающего около своей матери или около погибшего друга очень трогателен. Вот что Патрокл говорит о нём: «Сердцем жесток ты. Отец тебе был не Пелей конеборец, Мать — не Фетида богиня. Рожден ты сверкающим морем. Твердой скалою, — от них у тебя жестокое сердце» . Вот как он реагирует на весть о гибели друга: «Черное облако скорби покрыло Пелеева сына. В горсти руками обеими взяв закоптелого пепла, Голову им он посыпал, прекрасный свой вид безобразя. Весь благовонный хитон свой испачкал он черной золою, Сам же, — большой, на пространстве большом растянувшись, — лежал он. В серой пыли и терзал себе волосы, их безобразя.»
Вот что пишет об этом Лосев: «Эта антитеза сурового бойца и нежного сердца — самое первое и основное, что мы находим у Ахиллеса. Она показывает нам, что в Ахиллесе мы имеем действительно нечто стихийное, как бы безответственно-иррациональное. Зверство и нежное сердце перемешаны в нем как в природе пасмурная и ясная погода. Психика Ахиллеса в основе своей является стихийной; и стихийность эта очень здоровая, мощная, поражающая своей примитивной свежестью» .
В духовном опыте Ахиллеса есть уникальная особенность, он умеет совмещать веление рока и собственные желания. Он знает, что судьба уготовила ему смерть у врат Трои, но он готов заплатить эту цену, потому что его желания превыше осознанных последствий. Перед решительным боем кони предсказывают ему близкую кончину, назначенную роком, но это его нисколько не останавливает: «Что ты, Ксанф, пророчишь мне смерть? Не твоя то забота! Знаю я сам хорошо, что судьбой суждено мне погибнуть. Здесь, далеко от отца и от матери. Но не сойду я. С боя, доколе войны не вкусят троянцы досыта» .
Примечательно что эта «любовь к року превращена у Ахиллеса в целую философию жизни. В своем ответе на просьбу Приама он создает целое построение о счастье и несчастье человеческой жизни и высказывает сильно-пессимистический взгляд на человека: «Боги такую уж долю назначили смертным бессчастным, — в горестях жизнь проводить. Лишь сами они беспечальны». Ахиллес осознает, что в сложившейся ситуации они равны с Приамом, оба потеряли очень близкого человека, Приам потерял родного сына, а Ахиллес потерял самого близкого друга, и он осознает бытность всякого человеческого существования: «Ну, успокойся ж и в кресло садись. Как бы ни было грустно, горести наши оставим покоиться скрытыми в сердце!» , — говорит он. Наконец, если мы в своем представлении сумеем объединить все, что говорилось выше об Ахиллесе используя мифичность его образа, то мы получим истинно гомеровский, истинно эпический характер.
Образ Диомеда
Диомед - сын калидонского царя Тидея и Деипилы, царь Аргоса.
В троянской войне Диомед был одним из самых отважных, могучих и удачливых воинов среди ахейцев. Он никогда не падал духом, не боялся ни пророчеств, ни богов, всегда был непоколебимо убежден в победном окончании войны. Диомед был бесстрашен не только перед врагом, но и перед лицом главнокомандующего ахейцев, Агамемнона, если считал его предложения неверными. Однако приказы выполнял безоговорочно и добровольно участвовал в самых трудных и опасных операциях. Диомед был подлинным героем без страха и упрека и по нашим меркам считался бы, пожалуй, самым симпатичным из всех предводителей ахейского войска под Троей.
Впервые Диомед покрыл себя воинской славой во время так называемого похода эпигонов. Под Трою он привел одно из самых сильных войск, его флот насчитывал восемьдесят кораблей и в количественном отношении уступал только флотам Агамемнона (сто кораблей) и Нестора (девяносто).
Подвигам Диомеда Гомер посвятил всю пятую песнь «Илиады», но говорил о нем и во многих других местах. В единоборствах Диомед сразил десятерых могучих троянских воинов, в том числе Пандара. Он не побоялся напасть на самого Гектора, и Зевсу, охранявшему предводителя троянцев, пришлось метнуть три молнии, чтобы заставить Диомеда отступить. Диомед тяжело ранил Энея, а когда на помощь сыну пришла Афродита, Диомед обратил ее в бегство ударом копья. И не только ее: сам Apec заревел от боли «как десять тысяч мужей» и сбежал с поля боя, раненный Диомедом, которому помогала Афина. А когда под натиском троянцев ахейское войско было вынуждено отступить, Диомед самоотверженно прикрывал отход своих соратников.
Не было дела, перед которым Диомед заколебался бы. Он встал одним из первых, когда Гектор вызвал на поединок отважнейшего из ахейских вождей. Первым вызвался на опасную ночную вылазку в лагерь троянцев, во время которой вместе с Одиссеем убил Долона и Реса. Вместе с Одиссеем он совершил еще один подвиг, сыгравший решающую роль в этой войне: переодевшись нищим калекой, пробрался в Трою, проник в главный храм и дал Одиссею возможность вынести оттуда палладий — священную статую Афины. И, конечно же, он оказался в числе отборных воинов, спрятавшихся в «троянском коне» и взявших штурмом замок царя Приама.
На военном совете Диомед стремился предотвратить раздоры между ахейскими царями, справедливо считая, что они приносят пользу только их врагам. В то же время он осуждал предложение Агамемнона направить послов к Ахиллесу, чтобы умиротворить разгневанного героя. Дипломатические переговоры были у Диомеда не в почете, так же как и пророчества. Его девизом было: «Прежде всего, бесстрашно сражайся в первом ряду». Когда Агамемнон совсем пал духом и предложил ахейцам снять осаду Трои, Диомед публично назвал его трусом и заявил о пораженцах: «Пусть их бегут с кораблями к любезным отечества землям! Я и Сфенел остаемся и будем сражаться, доколе Трои конца не найдем…»
Как мы знаем, Агамемнон и остальные ахейцы не сбежали; те, кто не пал в боях, дожил до того дня, когда от Трои осталась груда дымящихся развалин. Диомед благополучно вернулся на родину, но вскоре покинул ее из-за того, что его жена Эгиала изменила ему, и переселился в Италию. Там он и нашел прибежище в стране царя Давна, женился на его дочери и основал город Аргириппу. В последний раз мы встречаемся с Диомедом в «Энеиде» Вергилия: когда царь латинян обратился к тому с просьбой поддержать его в войне против Энея, которого судьба тоже забросила в Италию, Диомед решительно отказал ему. Славный герой понял тщетность войн; умудренный страданиями, которые суждены и побежденным, и победителям, Диомед велел передать Латину: «Пусть лучше рука сойдется с рукою, Мир заключая, чем щит со щитом в поединке столкнется».
Был еще один Диомед, сын Ареса, царь фракийских бистонов — личность менее значительная и куда менее симпатичная. Он кормил своих коней человеческим мясом. Эту порочную практику прекратил Геракл, убивший Диомеда.
Диомед из Аргоса изображен на многочисленных античных вазах. Сохранилось также несколько римских копий греческих статуй Диомеда. Художники нового времени мало им интересовались, но в Моравской галерее в Брно есть рисунок Энгра «Афродита, раненная Диомедом». Может показаться странным, что Диомед не стал заглавным героем какой-нибудь античной трагедии или современного романа — очевидно, это объясняется тем, что у него несложный характер. Однако Диомед живет во всех произведениях, посвященных троянской войне, прежде всего в «Илиаде» и «Одиссее» Гомера, и эпизодически — в «Энеиде» Вергилия.
Образ Менелая
Менелай сын Атрея и Аэропы, брат Агамемнона. После убийства Атрея Эгисфом Менелай и Агамемнон вынуждены были бежать из Микен. Они нашли приют в Спарте у царя Тиндарея, который выдал замуж за Агамемнона Клитеместру и помог ему вернуть царский трон в Микенах . Менелаю, избранному из нескольких десятков знатнейших героев всей Эллады в супруги Елены, земным отцом которой был Тиндарей, а небесным Зевс, Тиндарей вскоре уступил царскую власть в Спарте . Безмятежная жизнь Менелая с Еленой продолжалась около десяти лет; их дочери Гермионе было девять лет, когда в Спарту явился троянский царевич Парис. Менелай в это время отправился на Крит, чтобы участвовать в похоронах своего деда по матери Катрея.
Узнав о похищении жены и сокровищ Парисом, Менелай призвал на помощь всех ее бывших женихов, связанных совместной клятвой оберегать честь ее супруга, и сам выставил ополчение на шестидесяти кораблях .До начала военных действий Менелай вместе с Одиссеем отправились в качестве послов в Трою, пытаясь уладить конфликт мирным путем, но Парис и его сторонники отказались вернуть Елену и сокровища, и война стала неизбежной .
В единоборстве с Парисом Менелай явно берет верх, и только вмешательство богини Афродиты спасает соперника Менелая . Вскоре Менелай был ранен Пандаром стрелой из лука . Еще раз Менелай проявляет доблесть, обороняя от троянцев тело убитого Патрокла . Менелай входил в число греческих воинов, укрывавшихся в деревянном коне, и в ночь падения Трои убил троянского царевича Деифоба, ставшего мужем Елены после смерти Париса .
Тотчас после победы над Троей Менелай вместе с возвращенной ему Еленой отплыл на родину, но уже у берегов Пелопоннеса попал в страшную бурю, которая отбросила его к берегам Крита. Во время восьмилетних скитаний Менелай попадает на Кипр, в Финикию и Египет, где приобретает большие сокровища . С островом Фарос в устье Нила связан последний эпизод странствий Менелая: от морского старца Протея с помощью его дочери Эйдофеи Менелай получает предсказание о своем будущем и о способах возвращения на родину. С Египтом Менелай связывает и другая версия мифа, по которой в Трое находился только призрак Елены, сама же она по воле Зевса была перенесена к берегам Нила и ожидала здесь во владениях Протея своего супруга . Последний этап возвращения Менелая в Спарту после восемнадцатилетнего отсутствия, согласно эпической традиции, протекал без осложнений.
Предупрежденный Протеем об убийстве Эгисфом Агамемнона, Менелай торопится отомстить Эгисфу, но его опережает сын Агамемнона Орест, убивший Эгисфа и Клитеместру, Менелай поспевает только к их похоронам
После долгих лет спокойной жизни с Еленой по возвращении в Спарту Менелай как зять Зевса удостоился поселения на Елисейских полях, куда античная традиция помещала легендарных героев прошлого . Поздние авторы называют имена нескольких сыновей Менелая, рожденных ему в отсутствие Елены наложницами с одним из них связан вариант сказания об изгнании Елены из Спарты после того, как Менелай был перенесен в обитель блаженных.
В отличие от образа Елены, восходящего к древнейшему растительному божеству, образ Менелая является плодом героического сказания, возможно, опирающегося на какие-то исторические воспоминания микенской эпохи. По преданию , в Аркадии находился старый платан, посаженный Менелаем, когда он собирал войско для похода под Трою аркадяне выставили, согласно гомеровскому каталогу, ополчение для шестидесяти кораблей, В Спарте показывали дом, в котором некогда жили Менелай с Еленой ; видимо, близ него в историческое время девичий хор исполнял обрядовый эпиталамий Елены наподобие засвидетельствованного в 18-й идиллии поэта III в. до н.э. Феокрита.
Образ Одиссея
Этот сложный характер разрабатывался в науке много раз и во многих направлениях. Одиссея трудно отделить от расцвета ионийской культуры, что подчеркивает В. Шмид в известной сводке истории греческой литературы Шмида — Штелина. Хотя в известной мере и все указанные выше характеры разработаны у Гомера в ионийском духе, необходимо согласиться, что Одиссей является наиболее ярким образцом ионийского художественного мировоззрения.
Если поставить вопрос о том, где же и в каком именно герое специфично выразился новый ионийский дух, то это будет именно Одиссей, самая яркая и самая оригинальная фигура всего ионийского эпоса, поскольку на европейской родине греков сказания о нем были только в зачаточном состоянии. Одиссей является как раз носителем ионийской практической разумности, умной и дальновидной способности ориентироваться в сложных обстоятельствах, неустанной энергии и организационной деятельности, уменья красно и убедительно говорить, тончайшей дипломатии, хитрости и политического искусства.
