Глава 1. Роль рынка в цивилизованном процессе
1.1 Индивидуализированная собственность как фактор развития цивилизации
В случае если нравственные обыкновения и общепризнанных мерок поведения, а не интеллект дозволили людям подняться над уровнем животных, то фундамент прогрессивной цивилизации был заложен в античном Средиземноморье. Это были торговые связи меж отдаленными районами и городками. В Средиземноморье отдельное лицо в первый раз возымела превосходство без поддержки иных давать указания в сфере собственной жизни. Спасибо данному позднее индивиды сумели образовать сеть платных отношений, которые связали меж собой общины. Она трудилась автономно от желаний районных главарей, например, как была возможность централизованно рулить передвижениями морских негоциантов. Согласно влиятельному понятию одного из общепризнанных специалистов, «греко-романский мир был миром частной собственности — будь то владения на несколько гектаров земли или на большие владения, как у римских царей, — миром частной торговли и личных мастерских» .
Такого рода порядок, служащий достижению большущего числа всевозможных целей, имел возможность быть сформирован лишь только на основе индивидуализированной принадлежности. Это больше истинный термин для обозначения такого, собственно, что именуют личной собственностью. Индивидуализированное имущество составляет ядро моральных общепризнанных мерок цивилизации; а древние греки первыми сообразили, собственно, что она неотделима от свободы индивида. Как ведомо, на античном Крите законодатель «принял за основу состояние, что свобода — высшее добро для страны. Ведь только свобода делает блага собственностью тех, кто получил их, тогда как блага, приобретенные в рабстве, принадлежат правителям, а не управляемым».
Возникновение принципиального элемента данной свободы — свободы индивидов или же подгрупп преследовать собственные цели в зависимости от имеющихся у их всевозможных способностей и познаний — стало вполне вероятно не лишь только благодаря закреплению за отдельными лицами контроля над разными способами изготовления, но и благодаря еще одному установлению: «признанию законными испытанных способов передачи этого контроля» . Вероятность для индивида самостоятельно решать, как использовать те или иные вещи, руководствуясь собственными желаниями и знаниями, зависит и от повального признания узаконенной сферы частной жизни, в пределах которой индивид свободен распоряжаться по собственному усмотрению, и от всеобщего признания законными способами передачи прав на определенные вещи от одного лица к иному. [8]. Предпосылкой для существования такого рода собственности и свободы со времен древних греков и до настоящего времени остается одно и то же — это право, в смысле совокупных абстрактных правил, позволяющих всякому индивиду в любое время удостовериться, кто правомочен распоряжаться той или иной конкретной вещью. По отношению к кое-каким вещам понятие «индивидуальной собственности», появилось довольно рано, и первые ремесленные орудия служат образцом.
Уточнение и расширение понятия принадлежности, было вынужденно постепенным воздействием, и в том числе и в данный момент его вряд ли возможно назвать законченным. Это мнение ещё не могло владеть большим значением для кочующих племен собирателей и охотников: всякий из них, обнаружив источник пропитания или же пространство убежища, был должен разделиться собственным открытием с единоплеменниками. По-видимому, ключевыми индивидуально изготовленными орудиями длительного применения стали владеть непосредственно их разработчики, потому что никто, не считая их, не мог воспользоваться данными орудиями. Вместе с тем, что персональная собственность на недолговечные предметы, имела возможность оказаться только позже, по мере ослабления массовой солидарности и установления ответственности индивидов за группы более ограниченного количества, к примеру, семью. Наверное, необходимость защищать безопасность плодородных участков земли равномерно привела к переходу от групповой к индивидуальной собственности на землю.
Формирование индивидуализированной собственности является необходимым подготовительным условием развития торговли и, значит, формирования крупных, основанных на обоюдном сотрудничестве структур, а ещё возникновения цен. Вопрос, признавалось ли за отдельными лицами и по собственной воле собранными группами право на владение определенными объектами, не так важен, как то, что во всех данных вариантах разрешалось выбирать кого-нибудь, кто определял, как применять собственность. Получить развитие должны были также такие установления (особенно касается земли), как «вертикальное» деление прав собственности меж обладателями низшего и высшего уровня, или арендаторами обладателями.
Следует также отметить, что племена — тот корень, от которого пошло все развитие культуры. Эти сплоченные группы имели общее появление и владели общностью навыка с иными индивидуумами и группами, с которыми они не в обязательном порядке были знакомы. [2]. Отсюда понятно, что нельзя сказать, когда племена выступили в качестве хранителей общих традиций и, когда началась культурная эволюция.
1.2 Торговля и развитие цивилизации
Тогда как некоторые животные приспосабливаются к определенным и достаточно ограниченным экологическим «нишам», вне которых они навряд ли имеют возможности быть, люди и кое-какие другие животные, скажем, крысы, смогли приноровиться к жизни практически на всей поверхности земли. Случилось это никак не благодаря приспособлению индивидов. Только в немногих сравнительно маленьких по масштабу территориях малые отряды собирателей и охотников были в состоянии снабдить себя всем, что нужно для оседлого существования групп, которые воспользовались самыми простыми орудиями труда. И еще менее они были способны обеспечить себя всем, что необходимо для возделывания земли. Почти все представители рода человечного, не имея поддержки своих сородичей, которые обитали в других местностях, посчитали бы, что в тех местах, где они намеревались вселиться, либо в общем невозможно существовать, либо их можно занять лишь с незначимой плотностью.
В любом единичном ареале немногие из существовавших экологических ниш, которые давали вероятность условного самообеспечения, заселялись для постоянного обитания в первую очередность и охранялись от внешнего проникновения. Однако все-таки люди, живущие в этих регионах, начинали распознавать о местах по соседству, где могли оснащаться в случае если хотя бы основная доля их потребностей и где не хватало только такого, что им требовалось от случая к случаю: тетивы, дубильных материалов для отделки шкур и остального в этом роде. Будучи уверенными, собственно, что эти потребности возможно удовлетворить, навещая время от времени места собственного бывшего проживания, они оставляли собственные группы и поселялись на каких-то территориях по соседству или же на иных необжитых и еще больше отдаленных землях в других долях мало заселенных континентов. Значимость этих передвижений людей и подходящих товаров в древности не измеряется только их масштабами. Пусть даже размер ввозимого составлял незначимую долю в текущем потреблении во всякой определенной местности, все равно, если б древние жители не имели возможности имитировать товары, они не сумели бы прокормить себя.
Спустя какое-то количество поколений потомки исходных групп начинали казаться друг другу чужаками; и те, кто населял местности с лучшими начальными аспектами для самообеспечения, часто начинали различными способами охранять себя и свои запасы. Чтоб заполучить позволение вступить на местность исходного обитания и приобрести те либо остальные особые предметы, доставаемые лишь тут, вторженцы должны были даровать дары, собственно, что свидетельствовало об их мирных намерениях и волновало энтузиазм к ним со стороны районных жителей. Более действенным оказывались не те дары, с поддержкой коих наслаждались будничные необходимости, а новые и необычные сладости либо декорации. Поэтому предметы, которые предлагаются одной из сторон, которые совершают сделку, так нередко были, предметами «роскоши».
Сначала неизменные сношения, включавшие обмен подарками и развились меж семьями с их радушием. Переход от обычая дарить подарки членам собственной семьи и родным к больше безличному институту посредников, либо «маклеров», которые обычно выступали поручителями за постояльцев, был очень неторопливым. Настолько же неспешным был и переход к практике размена разными предметами в пропорциях, определявшим их условной диковиною. Но равномерно стали накладываться единичные цены на те либо другие предметы. [4]
Развитие торговли должно было быть занятием своих отношений, однако боевая аристократия и пробовала сформировать о ней понятие лишь как о обоюдном размене дарами. При всем этом оказать гостеприимство членам отдельных семей из иных территорий могли позволить себе не только те, кто уже были самостоятельны: становясь каналами, сквозь которые удовлетворялись принципиальные потребности общин, подобные отношения могли и приводить людям богатство.
Возросшие возможности прибыльной торговли с иноземцами также способствовали усилению уже случившегося разрыва с этикой солидарности, с совместными целями и коллективизмом сначала существовавших небольших групп. Как бы то ни было, небольшие группы или освобождали каких-то индивидов от обязанностей, или они сами вырывались из-под власти собственных групп. И они начинали на только улаживать новые группы, да и закладывали базы для формирования сети взаимосвязей с членами еще каких-либо общин — сети, которая в конечном итоге бессчетных внутренних разветвлений и конфигураций покрыла всю землю. Эти индивиды оказались готовы внести вклад в построение более сложного и комплексного порядка, выходившего далеко за рамки их личного кругозора либо кругозора их современников.
Для формирования аналогичного порядка покинувшие общину индивиды должны были использовать информацию в целях, известных только им самим. Они не смогли бы применить ее таковым образом без конкретных благодетельствовавших этому традиций, идентично принятых и у них, и в группах, проживавших от них в расстоянии. Эти обычаи обязаны были быть общими; но определенные цели и знания отдельных людей, следовавших этим традициям, имели возможность выделяться и могли базироваться на сведениях, которыми располагал только этот индивидуум, что следствие этого поощряло индивидуальную инициативу.
Дело в том, что группа не имела возможности потрафить на чужую место крупным методом; доступ туда, а, следовательно, и к знанию, коим не владели его соплеменники, открывался лишь только индивидууму. Торговля могла основываться лишь на специфичных личных, а не на коллективных знаниях. Лишь увеличивающееся признание индивидуализированной собственности могло сделать возможным похожее использование собственной инициативы. Морские и другие торговцы руководствовались собственной выгодой.
Для хранения обычая необходимо было исполнение двух разных посылов. Для начала, должны были существовать условия, которые обеспечивали вероятность передачи из поколения в поколение определенных обычаев, полезность которых по собственной воле признавалась или оценивалась по плюсу. А также, нужно было, дабы державшиеся данных обычаев группы получали очевидные плюсы, позволяющие им возрастать скорее других групп и, в окончательном счете, выгонять те из них, у коих традиций не было. [7]
Глава 2. Особенности подхода Ф. А. Хайека к механизму функционирования рынка
2.1 Спонтанность расширенного порядка
Древние мыслители считали принципиально неосуществимым таковой распорядок деятельности, который невозможно было бы пронизать конкретным восприятием упорядочивающего интеллекта. Даже Аристотель, философ наиболее позднего времени, продолжал полагать, что порядок посреди людей ограничивается лишь пределами слышимости гласа глашатая и что поэтому невозможно сотворить правительство, которое насчитывало бы 100 тысяч человек. Однако то, что Аристотелю казалось неописуемым, уже было, когда он писал эти слова. Ограничивая человеческий порядок пределами слышимости голоса глашатая, Аристотель, при всех собственных научных достижениях, управлялся инстинктами, а не наблюдениями.
Подобная философия полностью объяснима, так как человечные инстинкты, полностью сформировавшиеся задолго до Аристотеля, не были приспособлены для жизни в таковых критериях и при таком количестве населения, какие существовали в его время. Они годились для жизни в маленьких кочующих стадах или отрядах, присутствия в которых, человеческий род и его конкретные предки развивались на протяжении нескольких миллионов лет. С поддержкой этих унаследованных инстинктов регулировался процесс сотрудничества между членами стада — сотрудничества, представлявшего собой тесно-ограниченное взаимодействие единоплеменников, отлично знавших друг друга и доверявших друг другу. Эти варварские люди руководствовались конкретными целями и исходили из схожего восприятия возможностей и угроз их среды обитания.
Механизмы координации решающим образом зависели от инстинктов альтруизма и солидарности — инстинктов, которые действовали внутри собственной группы, но не распространялись на посторонние. Члены таких небольших групп могли вести только корпоративный образ жизни: оставшись в одиночестве, человек вскоре гибнул.
Обнаружить исток такого необычного порядка и понять, что обеспечило наличие населения земли в его сегодняшнем составе численности, означало понять и найти равномерно вырабатывавшиеся критерии человечного поведения. Эти правила передаются благодаря обучению, традициям, воспроизведению, а не инстинкту, и по большей доле состоят из запретов («не укради»), которые устанавливают возможные пределы свободы при принятии индивидуальных решений. Человечество сформировало цивилизацию, развивая определенные правила поведения и приучаясь следовать им. Зачастую эти правила воспрещали индивиду исполнять поступки, диктуемые инстинктом, и уже не зависели от общности восприятия. Образуя практически новейшую и отличную от бывшей нравственность, они удерживают и уничтожают «естественную мораль», то есть те инстинкты, какие сплачивали маленькую группу и снабжали сотрудничество внутри нее, затрудняя и блокируя этим ее продолжение. [2]
