1. История развития уголовного законодательства об ответственности за убийство матерью новорожденного ребенка
1.1. История развития уголовного законодательства об ответственности за убийство матерью новорожденного ребенка в досоветский период
Детоубийство является одним из тех деяний, которые с различных позиций, даже в один период времени расценивались неоднозначно, и данная общественная проблема зародилась еще на раннем этапе развития истории.
В древности на Руси убийство младенца родителями не признавалось преступным деянием и не влекло за собой никакой ответственности, в силу широкой распространенности права родителей над жизнью и смертью детей. Н.М. Карамзин в своем труде «История государства Российского» отмечал, что любая мать имела у языческих славян «право умертвить новорожденную дочь, когда семейство было уже слишком многочисленно, но обязалась хранить жизнь сына, рожденного служить отечеству» . Подтверждением распространенности детоубийства у наших предков могут служить факты, обнаруженные раскопками старинных могил, которые указывают на существование обычая убивать маленьких детей в случае смерти кормящей их матери. В таких случаях оба трупа хоронили вместе.
Санкция матери за избавление от ребенка была предусмотрена еще на ранних этапах истории, об этом свидетельствуют первые законодательные акты Древней Руси.
Женщин, избегавших нежелательные беременности, прерывающих их, пытавшихся самостоятельно регулировать количество рожденных детей, закон Православной церкви наказывал по всей строгости. Санкцией являлось отлучение от причастия, пост, поклоны, покаяние перед священнослужителем. Причем порицались не только сами деяния, но и преступные замыслы, которые могли быть вызваны различными социально-обусловленными факторами такими как, постоянные скитания, нищета, невозможность прокормить детей. В борьбе за жизнь ребенка древнерусские церковнослужители настаивали на том, чтобы мать «блюдя дитя в чреве», не делала в церкви земных поклонов: «не велите еи кланятиется на коленях, ни рукою до земли, ни в велики пост: от того бо вережаются и изметают младенца» .
Мать, избавившаяся от ребенка, несла ответственность по ст. 9 Устава князя Владимира Святославовича в его Синодальной редакции: «Или девка детя повьржеть». Эта фраза понимается И.И. Срезневским как девка дитя родит, но слово «повьржеть» может означать «Бросит, покинет, оставит». Наказанием служило отлучение от церкви сроком на 10 лет.
Развивая ключевые идеи, которые заложены в Уставе князя Владимира Святого, Устав князя Ярослава Мудрого расширил круг отношений, регулируемых церковных правом. Ст. 5 и 6 предусматривали ответственность за факт избавления от плода или младенца, в частности, рожденного незаконно, а также в случае рождения ребенка вне брака, тем самым подтвердив отрицательное отношение церкви к таким случаям. Санкцией служило помещение матери в церковный дом. В соответствии с заповедями митрополита Георгия за это налагалась эпитимия - трехлетний пост .
Краткая редакция Устава князя Ярослава была дополнена нормой относительно детоубийства - ст. 6 содержала расширенный перечень видов детоубийства, совершаемого находящейся в законном браке женщиной. Согласно данной норме, если «женка без своего мужа или при межи детяти добудет, да погубить, или в свиньи ввержеть, или утопить», ее надлежало «пояти в дом церковный», то есть в монастырь . Представляется, что норма предусматривала ответственность за насильственное лишение жизни матерью собственного ребенка, рожденного в браке или вне брачных отношений.
С введением христианства в Киевской Руси как государственной религии, детоубийство считалось грехом, который означал нарушение религиозных заповедей, но не считалось преступлением. Отраженное в уставах русских князей каноническое византийское право видело в детоубийстве, скорее, посягательство на христианские традиции семьи и нравственности, а не на жизнь. Однако в сравнении с жесточайшими наказаниями уголовных кодексов средневековой Европы, древнерусские церковные уставы предусматривали лишь церковное раскаяние - эпитимию за убийство младенца, вне независимости от того был ребенок рожден в браке или нет. Хотя это и не свидетельствует о более снисходительном отношении к детоубийству на Руси, а объясняется не характерной для русской, но обычной для европейской правовой системы жестких санкций.
В Номоканоне в первом киевском издании, датированном 1620 г., специального положения о детоубийстве не найдено. Содержание его статей, имеющих отношение к вольному и невольному убийству, заимствовано у Василия Великого. Истребление плода предусмотрено в ст. 72, 73, и в последней виновные именуются «блудницами», а оставление новорожденного без помощи, подкидывание его - в ст. 70, 74. Первая из названных статей говорит о родах на дороге и смерти брошенного без помощи новорожденного. Вторая же приравнивает к убийцам тех, кто подкидывает ребенка на распутье у городских ворот, если никто не берет его к себе на воспитание. Номоканон дает ссылки на Иоанна Постника, в Уставе которого предусматривалось подкидывание детей к духовным дверям и виновные так же приравнивались к убийцам.
Влияние Византийских правовых идей на развитие русского уголовного права, возникнув еще со времен принятия христианства, во всех памятниках законодательства до Соборного уложения наблюдалось фрагментарно и только в последнем приобретает некую законченную систему. Непосредственно в Соборном Уложении 1649 г. впервые встречается преобладание формального взгляда на преступление, свойственного развитому законодательству Византии, согласно которому любое преступление есть нарушение закона.
Из Соборного уложения 1649 г. видно, что законодательство уже более дифференцированно подходит к определению наказуемости детоубийства. И дела этой категории теперь отнесены к компетенции светского суда. Церковь могла только порицать это деяние, но уголовное наказание применять только суд. Это ярко выражено в ст. 3 главы ХХII Соборного Уложения: «А будет отец или мать сына или дочь убиет до смерти, и их за то посадить в тюрьму на год, а отсидев в тюрьме год, приходити им к церкви божии, и у церкви божии объявляти тот свой грех всем людям в слух. А смертию отце и матери за сына и за дочь не казнити» .
Согласно указанной норме, убийство родителями своих детей, рожденных в брачных отношениях, как менее опасное деяние по сравнению с обычным убийством, за которое угрожает смертная казнь (гл. ХХII, ст. 19), а также по сравнению с убийством матерью внебрачного ребенка. Так, в соответствии со ст. 26 гл. ХХII «А будет которая жена учнет житии блудно и скверно, и в блуде приживет с кем детей и тех детей сама, или иной кто по ея велению погубит, а сыщется про то допряма: и таких беззаконных жен, и кто по ея велению детей ея погубит, казнити смертию безо всякия пощады, чтобы на то смотря, иные такова беззаконного и скверного дела не делали, и от блуда унялися» .
В Уложении способ смертной казни не регламентировался. Судебная же практика остановилась на «окопании виновных живыми в землю» .
Количество осужденных за детоубийство женщин в конце ХIХ - начале ХХ вв., не превышало ежегодно 100 человек и преимущественно сокращалось. Однако необходимо иметь в виду следующее. Большинство женщин, совершивших детоубийство, были оправданы действующим в то время судом присяжных. К ответственности привлекались только те женщины, которые совершили убийство незаконнорожденного ребенка. Законодательство по-другому, по сравнению с ныне действующим, относилось к оценке общественно опасных деяний против жизни.
В связи с этим можно справедливо заметить, что российская власть больше была обеспокоена противодействием внебрачным половым связям, незаконному сожительству и распутству, а лишь затем охраной детей.
По словам М.Н. Гернета, «на фоне мрачной жестокости Уложения 1649 г., не знавшего жалости к детоубийцам и видевшего в смертной казни для них средство восстановить чистоту нравов и унять блуд, особенно знаменательными выступают два указа Петра I: указ № 2856 от 4 ноября 1714 г. и № 2953 от 4 ноября 1715 г.» . Сражаясь со злом во всех проявлениях русской жизни обширными реформами, меняя условия государственной и общественной жизни, Петр I «понял главнейшую причину, которая толкала внебрачных матерей на убийства их детей: это были их позор и страх перед осуждением общественным мнением» .
В указах «Об устройстве при церквах госпиталей для незаконнорожденных детей» от 4 ноября 1714 г. и «О сделании в городах при церквах госпиталей для приема и содержания незаконнорожденных детей» от 4 ноября 1715 г. предусматривалось в целях борьбы с детоубийством формировать особые дома для воспитания внебрачных детей. Второй указ является особенно интересным, так как дает мотивировку принимаемой меры и развивает ее основания. Такие дома («гошпитали», как называет их указ) формируются в городах и в столицах (в столицах - «мазанок», а в других городах - деревянных) «для сохранения зазорных младенцев, которых жены и девки рождают беззаконно, и стыда ради отметывают в разные места, от чего оные младенцы безгодно помирают, а иные от тех же, кои рождают, и умерщвляются». Внебрачные матери имели возможность приносить своих детей в эти дома. У них не просили никаких документов, не спрашивали их имени - им дозволялось приносить детей тайно, с закрытыми лицами. «Но ежели такие незаконно рождающие, - добавлял Указ 1715 г., - явятся во умерщвленье тех младенцев, и оные за такие злодейственные дела сами казнены будут смертью» .
Петр I следовал в данном случае примеру новгородского митрополита Иова, который открыл в 1706 г. первый воспитательный дом для зазорных младенцев. Впоследствии воспитанники этих домов при императрице Анне Иоановне все, а при Елизавете лишь пригодные к военной службе отдавались в гарнизонные школы и по достижении совершеннолетия определялись в военную службу.
Постановление Уложения царя Алексея Михайловича оставалось в силе в продолжение практически двухсот лет лишь с изменениями относительно наказания детоубийц. Петр I не отменял действия данного Уложения. Осознавая несовершенство действовавшего законодательства, необходимость его изменения и новой систематизации, он распорядился, чтобы во всех приказах составили выписки из статей, которые могли бы дополнить Соборное уложение. Одним из правовых актов, дополняющих Уложение, явился Артикул воинский 1715 г., который подготовлен и принят в период проведения военной реформы и содержащий большое количество норм общеуголовного характера, который отнес детоубийство законнорожденного ребенка к тяжкому квалифицированному виду убийства.
Проекты 1754-1766 гг. отвели детоубийству место среди преступлений против жизни в 29 главе: «...о таковых отцах и матерях, какие детей своих убьют, также ежели жена мужа или муж жену убьют или беззаконно прижитаго младенца вытравят» . Однако в этих редакциях ничего не говорится о лишении жизни внебрачного ребенка его матерью посредством положительного действия. Соответствующая статья Уложения 1649 г. оказалась выключенной, невзирая на то, что большинство статей этого Уложения или Воинских артикулов перешло в проекты. В проектах лишь говорится о вытравлении плода незаконно зачавшей женщины и о подкидывании в опасные места таких младенцев. Отличие в постановлениях обеих редакций весьма существенно лишь относительно наказаний. Первая редакция определяет самой «беззаконно беременной» за вытравление плода наказание кнутом и назначение пожизненной каторги. А вторая различает сословное положение виновных и указывает женщин привилегированного класса «отсылать в дальние женские монастыри на два года, где их употреблять во всякие монастырские тяжкие работы»; возлагать на них обязанность посещения церковной службы («во всякие дни в церковь Божию ходить им как к вечерне, заутрени, так и к святой литургии»); по прошествии этих двух лет они должны были подлежать публичному церковному покаянию в продолжение двух месяцев. Женщины же непривилегированных сословий, помимо этого, наказывались плетьми.
В обоих редакциях об оставлении ребенка говорится по-разному. Ст. 4 первой редакции ровным счетом ничего не говорит, что ребенок должен быть «беззаконно прижит», равно как об этом свидетельствует ст. 8 второй редакции. Так как обе редакции именуют мать «беззаконной», то, несомненно, в обоих случаях имелись в виду именно внебрачные дети. В случае, если подкинутый или оставленный ребенок умирал, первая редакция проекта предусматривала матери наказание в виде отсечения головы, а вторая отсылала привилегированных, как и за истребление плода, в монастыри, но на три года с продлением публичного покаяния до 6 месяцев, а непривилегированных, по наказании плетьми, приказывала «ссылать вечно в казенную работу» .
Постановления обеих редакций, как считает М.Н. Гернет, «заставляют весьма многого желать относительно их ясности. Остается неизвестным, какие кары должно было влечь убийство матерью ее внебрачного ребенка, совершенное посредством положительного действия либо посредством упущения, к примеру, неперевязание пуповины, лишение пищи и пр. Относительно второй, еще более неудачной редакции, нежели первая, встает вопрос: является ли преступным вытравление плода или подкидывание и оставление ребенка со смертельным исходом для него, в случае если данные действия совершены лицами нехристианского исповедания, однако привилегированного сословия (сюда проект относил жен и дочерей лиц первых рангов, дворян неслужащих и купцов первой гильдии). Так как ссылка в монастыри к ним не могла быть применена, так же как и церковное покаяние, то они или должны были оставаться безнаказанными, или наказываться телесно, как непривилегированные, но то и другое противоречило бы тексту статей проекта» .
Чрезвычайно подробно рассматривал анализируемое преступное деяние проект Уложения 1813 г. В его пятом отделении рассматривается детоубийство в девяти статьях: 381-389. Статьи проникнуты, как полагает М.Н. Гернет, «казуистичностью и очень неудовлетворительны в отношении формулировки выраженных в них понятий» . Хотя указанные статьи не дают ясного указания, по какой причине детоубийство отнесено к числу привилегированных преступлений, однако с достаточною вероятностью можно полагать, что основание привилегированности лежало в чувстве стыда или страха роженицы. Так заставляют думать выражения ст. 381: «...ежели мать, утаив беременность свою, родит в скрытом месте...» и т. д. Убийство детей, рожденных законно было предусмотрено в п. 2 наказания, назначавшиеся ст. 381 матери, которая лишила жизни ребенка, рожденного вне брака, были ниже, нежели за убийство детей, рожденных законно, и ниже, чем за обычное убийство. Высшим наказанием для привилегированных могло являться направление их на место жительства в дальние губернии, а для других сословий - физическое наказание кнутом и ссылка на вечное поселение. Между тем за обычное убийство устанавливалась санкция в виде вечной ссылки на поселение (для привилегированных) и менее тяжкой работой (для прочих), а убийство законных детей - пожизненной каторгой, вырезанием ноздрей и клеймением. Неосторожное лишение ребенка жизни его матерью при условии, если она скрывала беременность и при родах в скрытом месте также влекло за собою наказание, однако значительно меньшее. За сокрытие беременности и родов назначалось наказание в том случае, когда ребенок рождался мертвым. За укрывательство умышленного детоубийства соучастники и отец ребенка, рожденного незаконно, подвергались тому же наказанию, что виновная мать, однако в большем объеме. Субъектом преступления могло являться всякое лицо, подкинувшее младенца, как со смертельным исходом для последнего, так и, в случае его спасения. Три статьи, которые посвящены этому преступлению (387-389), ровным счетом ничего не говорят о законном или внебрачном происхождении ребенка.
Свод законов уголовных 1832 г. категорически отказался от особой наказуемости детоубийства. «Родители - говорит статья 118. т. Х, ч. 1 - не имеют права на жизнь детей и за убийство оных отвечают перед судом наравне с посторонними» . При этом термин «детоубийство» употребляется для обозначения «убийства детей в утробе матери». Такое «детоубийство» наряду с «чадо-убийством», убийством отца или матери и некоторыми другими преступлениями причислено к «особенным видам смертоубийства» (ст. 341), но все они «подлежат тем же наказаниям, какие положены за смертоубийство вообще» (ст. 342), то есть ни в каком случае уже не подлежат смертной казни.
1 января 1835 г. вступил в силу Свод законов Российской империи, в том числе уголовных, который стал фактически первым уголовным кодексом, в котором были системно изложены положения Общей и Особенной части. Законодатель к умышленному убийству при отягчающих обстоятельствах, наряду с убийством отца или матери, брата или сестры и других родственных убийств, относил чадоубийство (сына или дочери) и детоубийство (малолетнего). За убийство, совершенное при отягчающих обстоятельствах устанавливалась санкция в виде бессрочных каторжных работ. Таким образом, Свод законов не выделял в качестве привилегированного убийство ребенка, рожденного незаконно. Причинение смерти малолетнему ребенку умышленно вне зависимости от его возраста и законности рождения являлось тяжким преступлением.
Принятое в 1845 г. Уложение о наказаниях уголовных и исправительных различало два вида детоубийства. Умышленное убийство сына или дочери, которые рождены в законном браке, признавалось тяжким родственным убийством (ст. 1451), равно как убийство жены или мужа, родных деда или бабки и других родственников . Данное преступление каралось лишением всех прав состояния и пожизненными каторжными работами.
Редакционная комиссия, подготовившая проект Уголовного уложения, в конце ХIХ в. сочла необходимым позволить смягчение уголовной ответственности при совершении убийства при родах. Основанием такого выделения должно выступать ненормальное психическое состояние роженицы, которое обусловлено отчасти патологическим состоянием ее организма во время и сразу после рождения ребенка, расстройством ее нервной системы, от части стыдом и страхом за будущее, как самой виновной, так и рожденного ею ребенка.
Отнесение убийства новорожденного ребенка к числу преступлений со смягчающими обстоятельствами было признано верным и составителями Уголовного уложения 1903 г., которые лишь отступили от различения способов умерщвления ребенка: причинение смерти может быть выполнено или при посредстве положительных действий, или путем бездействия, то есть неоказания новорожденному необходимой помощи (ст. 461). Субъектом преступления могла выступать только мать; ребенок должен быть прижит вне брака; момент убийства определялся словами «при рождении»; о мотивах ничего не говорилось. Это убийство также являлось менее опасным по той причине, что в период родов женщина испытывает особого рода физические и моральные страдания, которые выводят ее из нормального психического состояния, и поэтому она в полной мере не способна осознавать свои действия и руководить ими, а также стыдом и страхом за будущее, как самой виновной, так и ее внебрачного ребенка. За данное деяние наказание было понижено до заключения в исправительном доме от 1 года 6 месяцев до 6 лет.
Однако убийство ребенка, рожденного законно считалось тяжким родственным преступлением, влекущим за собой пожизненные каторжные работы и лишение всех прав состояния.
Еще долгое время – до 1917 г. в теории и практике применения российского уголовного законодательства сохранялось мнение о том, что убийство матерью незаконнорожденного ребенка признавалось составом со смягчающими обстоятельствами.
1.2. История развития уголовного законодательства об ответственности за убийство матерью новорожденного ребенка в советский период
В советском уголовном законодательстве не существовало специальной нормы, которая предусматривала ответственность за убийство матерью новорожденного ребенка. Это преступное деяние было отнесено к преступлению, которое совершено при отягчающих обстоятельствах.
Таким образом женщина, виновная в насильственном лишении жизни своего родившегося младенца, привлекалась к уголовной ответственности по п. «д», «е» ст. 142 УК РСФСР 1922 г., в соответствии с которой ей инкриминировались два отягчающих обстоятельств: убийство лицом, в обязанности которого входила забота об убитом, и убийство с использованием беспомощного состояния убитого . Санкция устанавливала лишение свободы сроком не ниже 8 лет со строгой изоляцией от общества. Данное наказание не применялось к малолетним матерям в возрасте до 14 лет, а также ко всем не достигшим совершеннолетия, в отношении которых судом было признано возможным обойтись методами медико-педагогического воздействия. Так, несовершеннолетних матерей в возрасте 16-17 лет стало возможным привлекать к уголовной ответственности. В отношении 14-15-летних судом решался вопрос о вынесении обвинительного приговора и назначении наказания либо о направлении дела в комиссию по делам несовершеннолетних для принятия медико-педагогических мер воздействия.
В скором времени ст. 18 претерпела изменения, в соответствии с которыми дела в отношении несовершеннолетних 14-15-летнего возраста направлялись в комиссию, которая в свою очередь определяла необходимость передачи дела в суд или принятия мер медико-психологического характера. Подобный порядок был закреплен и в Уголовном кодексе РСФСР 1926 г. Таким образом, возраст уголовной ответственности составлял 16 лет.
Ученые в этот период все-таки обращали внимание законодателя на то, что мать-убийца могла во время родов находиться в аффектированном состоянии, которое следовало бы, на их взгляд, принимать во внимание как смягчающее обстоятельство, однако в законе в качестве такового оно не предусматривалось.
П. «д», «е» ст. 142 УК РСФСР 1922 г. вошли без изменений в п. «д» и «е» ст. 136 УК РСФСР в редакции 1926 г. Изменилась лишь санкция: вместо «не ниже 8 лет» стало «до 10 лет».
В циркуляре ВС И НКЮ (Наркомата юстиции) РСФСР в 1935 г. указывалось на то, что «в новых условиях быта, возросшей материальной обеспеченности и культурности всех трудящихся СССР является неправильным применение за детоубийство условного осуждения или иных мягких мер наказания по мотивам материальной нужды, низкого культурного уровня, нападок и издевательства со стороны родных и окружающих и т. п.», и было рекомендовано следовать «по линии общего усиления репрессии, то есть применения безусловного лишения свободы (не исключая и матери-детоубийцы)» .
Указание Верховного Суда сыграло свою значимую роль. Это прослеживается из того, что были увеличены сроки лишения свободы: если в 1935 г. по СССР на срок 5 лет и выше было осуждено только 34% всех осужденных за детоубийство, то за 1 полугодие 1939 г. этот процент повысился до 42.
При анализе сроков лишения свободы, к которым осуждались убийцы новорожденных детей, М. Шаргородский высказывал мнение, что наказание за данное преступление назначалось более мягкое, нежели за убийство вообще. Так, среди осужденных за убийство, предусмотренное ст. 136 УК РСФСР на срок свыше 5 лет за первую половину 1939 г. было осуждено 73%, а за детоубийство - 42% .
В то же время УК Белорусской ССР, Грузинской ССР, Армянской ССР, Казахской ССР в оценке социальной опасности убийства матерью новорожденного ребенка остались на прежних позициях, то есть указанные деяния были квалифицированы по статьям, предусматривающим ответственность за умышленное убийство без отягчающих и смягчающих обстоятельств. В УК РСФСР также не устанавливалась ответственность за убийство матерью новорожденного ребенка. Данное преступное деяние относилось к преступлению, совершенному при отягчающих обстоятельствах.
В УК РСФСР 1960 г. в отличии от УК РСФСР 1926 г. такого обстоятельства, как совершение лицом, на обязанности которого лежала особая забота об убитом предусмотрено не было. В связи с этим судебно-следственная практика вынуждена была квалифицировать данные случаи по ст. 103 УК РСФСР.
Кроме того, УК РСФСР 1960 г. установил две более высокие возрастные пределы уголовной ответственности, отменив тем самым действие закона от 7 апреля 1935 г. Единое правило было таковым: к уголовной ответственности могли быть привлечены только те несовершеннолетние, которым до момента совершения преступления исполнилось 16 лет. С меньшего возраста - 14 лет уголовной ответственности подлежали подростки лишь за отдельные преступления, к которым относилось и убийство.
После принятия УК РСФСР 1960 г. обозначилась тенденция назначения женщинам, виновным в убийстве новорожденного ребенка, наказания либо в размере минимума санкции по ст. 103 УК РСФСР, то есть 3-4 года лишения свободы, либо еще мягче. Практически по каждому четвертому делу суды при вынесении приговора ссылались на положение ст. 43 «Назначение более мягкого наказания, чем предусмотрено законом», ст. 44 «Условное осуждение», ст. 46 «Отсрочка исполнения приговора» УК РСФСР, что соответственно давало возможность назначать детоубийцам наказание более мягкое, чем предусмотрено санкцией ст. 103 УК РСФСР 1960 г.
