1 Психологическая защита личности как научный феномен
1.1 Современное состояние проблемы психологической защиты
Концепция психологической защиты была и остается одним из наиболее важных вкладов психоанализа в теорию личности и в теорию психологической адаптации. Анализ литературных источников, касающихся становления проблематики психологической защиты, позволяет выделить несколько причин сложности и противоречивости определения статуса этого явления как объекта научных исследований. Прежде всего можно отметим следующее. Как научный факт феномен психологической защиты, будучи впервые зафиксирован в парадигме психоаналитических теорий, позже активно изучался в различных ответвлениях глубинной психологии - направления, отношение к которому продолжает оставаться довольно сложным.
Только в отечественных источниках В.И. Журбиным выделено более десятка вариантов определения психологической защиты. Большинство из них не выдерживают критики, защита там определяется через видовые либо функциональные характеристики, такие, как цель, результат, познавательные процессы, аффекты, деятельность, регуляция и т.д. Объективно расхождения в определении любого научного понятия вызваны тем, что содержание понятия во многом задано направлением его операционализации, характер которой, в свою очередь, определяется той научной парадигмой, в которой работает исследователь [1].
В этой связи показателен тот факт, что среди авторов нет единства мнений о том, сколько же механизмов психологичной защиты существует у человека. Например, в оригинальной монографии Анны Фрейд описано 15 механизмов защиты. Ж. Колеман, автор учебника по патопсихологии, предлагает список из 17 защитных механизмов. В словаре-справочнике по психиатрии, опубликованном Американской психиатрической ассоциацией в 1975 году, перечисляется 23 механизма защиты. В словаре-справочнике психологической защите Вайллента их насчитывается 18. Этот перечень можно продолжать. Хотя механизмам защиты был присвоен ряд различных обозначений, многие авторы отмечают широко распространенные неясности, омонимичность и синонимичность существующих терминов [2].
Отсутствие понятийной чистоты усугубляется, кроме того, неточным переводом научных терминов на иностранные языки. Так, например, во многих работах не различаются «подавление» (repression) и «вытеснение» (suppression). В других последнее описывается как осознанный вариант первого.
Наконец, не последней важной причиной теоретической разноголосицы оказывается сложность самого объекта исследования. Психологическая защита, как и любой иной объект психологического анализа, представляет собой многокачественное, многомерное явление. Каким бы обстоятельным ни был исследовательский проект, все равно он не может предусмотреть изучение объекта во всех его проявлениях и связях - приходится руководствоваться принципом редукции. Это замечание Б.Ф. Ломова целиком и полностью применимо к психологической защите. При этом защитные процессы сугубо индивидуальны, многообразны и плохо поддаются рефлексии. По определению, искажаться могут не только субъективные ощущения, но и вербальные сообщения о них, поэтому интроспективный анализ всегда более или менее приблизителен, а выводы гипотетичны [3].
Наблюдения за результатами функционирования защиты осложняются тем, что реальные стимулы и реакции могут быть отдалены друг от друга во времени и пространстве. Бессмысленное с точки зрения бихевиоризма различение самих действий и их мотивации играет здесь самую существенную роль. Все это обусловливает появление в научной литературе фрагментарных описаний единичных и особенных фактов и затрудняет выделение общего. Кроме того, напомним, что некоторые механизмы защиты очень близко соотносятся друг с другом, так что найти различие между ними бывает нелегко, а отчетливые границы можно провести весьма условно [4].
Таким образом, среди исследователей нет единой точки зрения ни на общее количество механизмов защит, ни на степень их соотнесенности друг с другом, ни даже на их ясные определения в некоторых случаях. Это осложняет выявление инвариантных характеристик защиты и ее роли в социально-психической адаптации индивида.
Взгляды А. Фрейд принципиально не отличаются от взглядов 3. Фрейда последних лет его творчества. Ее заслуга заключатся в попытке создания целостной теоретической системы защитных механизмов. В своей фундаментальной монографии, вышедшей в свет в 1936 году, она впервые подробно описала различные способы защитного поведения. Механизмы защиты рассматривались ею как перцептивные, интеллектуальные и двигательные автоматизмы разной степени сложности, возникшие в процессе непроизвольного и произвольного научения; определяющее значение в их образовании придавалось травмирующим событиям в сфере ранних межличностных отношений. Речь идет, таким образом, о генезисе защиты. А. Фрейд выделено несколько критериев классификации защитных механизмов, таких, как локализация угрозы «Я», время образования в онтогенезе, степень конструктивности. Последний критерий нашел дальнейшее развитие в современном делении механизмов защиты на первичные и вторичные, примитивные и развитые, менее или более осознанные, адаптивные и неадаптивные. Она же до конца развила идею 3. Фрейда о связи между отдельными способами защиты и соответствующими неврозами, определила роль защитных механизмов в норме и патологии индивидуального развития [5].
В этом определении заключена важная мысль об отнесении защиты к тому виду бессознательных явлений, которые мы называем автоматизмами. Следовательно, правомерна постановка вопроса о соотношении сознания и бессознательного в организации защитных процессов. Любое субъективно неприемлемое смысловое содержание, прежде чем подвергнуться подавлению или трансформации, должно быть хотя бы на короткое время осознано, как таковое. Затем простая мыслительная операция свертывается, фиксируется и приобретает условно-рефлекторный, непроизвольный, автоматический характер. Таким образом, помимо определения времени онтогенетической организации, источников, адаптивной ценности механизмов защиты, А. Фрейд дифференцировала бессознательность смыслового материала, подвергшегося воздействию защиты, и бессознательность защитного процесса [6].
Так или иначе, определение значения психологической защиты в процессах индивидуального развития и социально-психической адаптации - вопрос, от которого зависит и отношение к этому феномену в его реальных проявлениях.
Рассматривая проблему опосредования при анализе компенсации чувства неполноценности, Б.В. Зейгарник выделяет деструктивные и конструктивные меры защиты. Первые связываются с неосознанностью их субъектом, а вторые - с осознанным принятием и регуляцией. Материал патологии показывает: многие симптомы при неврозах, тяжелых соматических заболеваниях представляют собой не осознаваемые больными меры защиты. Неосознаваемая и неконструктивная защита отмечается и у здоровых людей в ситуации фрустрации. Такие симптомы, как негативизм и аутизм, часто являются средствами прикрытия нарушенного общения [7].
Б.В. Зейгарник подчеркивает, что, проявляясь на неосознаваемом уровне, меры защиты нередко приводят к деформации поступков человека, нарушению гармоничных связей между целями поведения и определяемой поведением ситуацией. Сознательно поставленная цель и контроль за своими действиями на пути к достижению цели становятся основными звеньями опосредованного поведения. В ситуациях, затрудняющих достижение поставленных целей или угрожающих личностным установкам человека, он нередко сознательно прибегает к мерам психологической защиты. К сознательным компенсаторным действиям прибегают, например, больные тяжелыми соматическими заболеваниями. Они нередко произвольно отодвигают осознание своей болезни и усиленно занимаются привычными делами. Е.Т. Соколова отмечает, что психологическая зрелость личности определяется, в частности, степенью отвязанности аффектов от объектов удовлетворения потребности [8].
В последнее десятилетие термин "психологическая защита" часто вводится в контекст самых различных как научных, так и научно-популярных трудов по медицинской, социальной, возрастной и педагогической психологии, нейропсихологии, педагогике, юридической психологии. М. Прошкина предприняла попытку систематизации типологий защитных механизмов в медицинской психологии (в клинике неврозов – по Б.Д. Карвасарскому, в исследованиях стресса – по В.А. Ташлыкову; в клинике алкоголизма – по В.Э. Бехтелю) и в юридической психологии (по А.Р. Ратинову и Г. X. Ефремовой). Несмотря на актуальность, теоретическую и практическую значимость этих исследований, узкая специализация авторов оставляет открытым вопрос о системной и универсальной концепции защиты [9].
В научно-популярной литературе трактовки этого понятия варьируются от ортодоксально психоаналитических до узкотематических, самодеятельных и весьма неубедительных. При отсутствии системной концепции защиты и одновременной потребности в научной интерпретации и прогнозировании защитного поведения индивидов и групп, в общественное сознание закладывается упрощенное, во многом утилитарное представление о сложном психическом феномене. Отсутствие, по крайней мере, в отечественной научной литературе, развитого и структурированного понятия о защитных механизмах признается практически всеми исследователями [10].
В соответствии с задачами нашего исследования целесообразно рассмотреть взгляды зарубежных авторов на проблему защиты.
Представители глубинной психологии, сходясь в понимании механизмов защиты как всепроникающего и неотъемлемого свойства индивида, придерживались различных взглядов на источники конфликтов, приводящих их в действие. В отличие от З. Фрейда, рассматривавшего в качестве источника внутреннего конфликта противодействие сил Оно, Эго и супер-Эго, К. Юнг связывал внутренний конфликт с несоответствием между требованиями внешней среды и типологической установкой индивида; А. Адлер – с комплексом неполноценности; К. Хорни – с несовместимыми невротическими потребностями индивида; Г. Салливен – с конфликтующими требованиями сложных межличностных связей; Э. Эриксон - с психосоциальными кризисами идентичности.
Рассматривая личность как открытую, саморазвивающуюся систему, представители гуманистической психологии доказывают, что в основе развития личности лежит ее стремление к нарушению равновесия со средой. Анализ взглядов Г. Олпорта и А. Маслоу показал, что в их понимании развитие личности это, прежде всего, личностный рост, заключающийся в реализации личностного потенциала. А. Маслоу, связывая степень самоактуализации со степенью адекватности представления личности о себе и о мире, видит в защитных механизмах внутренние препятствия для адекватного мировосприятия, а, следовательно, и для реалистического овладения ситуацией [11].
Из сопоставления взглядов З. Фрейда и А. Маслоу видно, что понимание роли психологической защиты в русле возглавляемых ими научных школ диаметрально противоположно. Если в психоанализе психологическая защита рассматривается как фактор развития личности, как способ устранения тревоги, связанной с конфликтом и как необходимое условие избежания невроза, то в гуманистической психологии А. Маслоу эго-защита предстает как фактор, препятствующий личностному росту [12].
Линия гуманистически ориентированной психологии была продолжена в исследованиях К. Роджерса. Описывая процесс движения личности к полноценному функционированию, он выделил основные его характеристики: возрастание открытости опыту, возрастание стремления жить настоящим, возрастание доверия к своему организму. В качестве центрального понятия в определении К. Роджерсом психического здоровья, выступает осознание личностью своих внутренних конфликтов, для преодоления которых она должна расширить собственное самосознание и переструктурировать свои жизненные ценности. Личностное здоровье связывается К. Роджерсом с движением от полюса защитных реакций к полюсу открытости своему опыту [13].
Проблема психологической защиты и ее механизмов была отражена представителями экзистенциального направления, среди которых наибольшее влияние имел В. Франкл. Он видел причину неудовлетворенности человека собой в его концентрации на себе. В понимании В. Франкла человек не является существом, стремящимся к гомеостазу со средой, а является субъектом самотрансцендентации, стремящимся к ноодинамике, которая осуществляется в рамках полярного напряжения, где первый полюс представлен объектом (смысл), а второй – субъектом (человек, стремящийся этот смысл найти).
Попытку построить модель психологической защиты предпринял Ф. Перлз, распространив гештальттеорию восприятия на изучение личности. Испытав на себе влияние работ В. Райха, введшего понятие о «телесном панцире», Ф. Перлз заимствовал его идею о том, что защита проявляется в «языке тела» и развил ее в теорию единства тела и психики. В качестве критерия личностного здоровья Ф. Перлз рассматривал баланс между личностью и окружением, который достигается в процессе полного и бесконечного осознания себя и своих потребностей [14].
Проблематика защитных механизмов нашла свое отражение и в исследованиях стресса. Руководствуясь принципом гомеостаза, выдвинутым У. Кенноном, теоретик стресса Г. Селье дал новое психофизическое обоснование комплексной защитной реакции энергетической системы на жизненно значимые изменения во внешней среде. В более поздних исследованиях стресса механизмы защиты, как правило, сопоставляются с родовой категорией психической регуляции – механизмами совладания. Последние некоторые специалисты определяют как осознанные варианты бессознательных защит или осознанные поведенческие и интрапсихические усилия по разрешению внешне-внутренних конфликтов. В других случаях механизмы совладания считаются родовым понятием по отношению к механизмам защиты и включают в себя как бессознательные, так и осознанные защитные техники.
Исследователями стресса предпринимались попытки инвентаризации механизмов защиты. Заслуживают внимания предложенные группой Р. Лазаруса параметры классификации механизмов совладания и защиты и дифференциации между ними. К ним отнесены: временная направленность; инструментальная направленность (на окружение или на самого себя); функционально-целевая значимость (имеет ли механизм функцию восстановления нарушенных отношений индивида с окружением или же только функцию регуляции эмоционального состояния); модус совладания (поиск информации, реальные действия или бездействие) [15].
Между тем, как справедливо заметил Р. Плутчик, в этой классификации неправомерно смешиваются собственно механизмы защиты и детерминируемые ими виды деструктивного защитного поведения. Т. Кокс рассматривает только три формы разрешения стрессовых ситуаций (перемещение, отрицание, интеллектуализация). Д. Берне и X. Кроне все многообразие техник по переработке субъективно неприемлемой, вызывающей напряжение информации сводят к одному фундаментальному параметру, представляющему дихотомию полюсов континуума «сенсибилизация-репрессивность». Репрессивная переработка информации представляет собой примитивно структурированную и онтогенетически более раннюю форму устранения беспокойства. Другой полюс, сенситивный, более структурирован и вариативен, однако также причисляется к неадекватным формам редукции тревоги.
