1. Положение Русской православной церкви в Мордовии с начала XVI века до 1930-х годов.
1.1. Русская православная церковь на территории Мордовии в досоветский период.
С XVI в. на территории мордвы начали воздвигаться православные монастыри и церкви. Царское правительство наделяло их пахотными, лесными, водными угодьями и приписывало к ним целые мордовские поселения. Монахи крупных монастырей центра буквально по следам русского войска, разгромившего Казанское ханство, через Шацкий, Арзамасский, Темниковский; Алатырский уезды, населенные мордвой, устремились в «подрайскую землицу», захватывая лучшие угодья. Крупнейшими монастырями на мордовских землях были Пурдышевский, Санаксарский, Саровский и др. Одной из главнейших задач, поставленных перед ними, было утверждение мордвы в христианской вере
Столкновения светских и церковных властей с «иноверцами» на почве хри-стианизации носили порой весьма ожесточенный характер.. Так, в 1656 г. в Шацком уезде был убит архиепископ рязанский Мисаил, прибывший туда с царской грамотой, с государевыми служилыми людьми «мордву и татар во крещение приводити»
16 мая 1681 г. царь Федор Алексеевич подписал указ о предоставлении льгот мордве в случае крещения («А как они крестятся, и им во всяких податях дано будет льготы на шесть лет»). Немалое число мордвы польстилось на льготы и крестилось, но едва удалялись священники и пристав, как новокрещеные снимали с себя кресты и продолжали жить по-старому. Спустя пять лет вышел новый указ царского правительства, в котором говорилось о том, что новокрещеная мордва «в христианской вере не тверда, в церкви божий не приходит и отцов духовных у себя не имеет».
В 1740 г. в Казани была учреждена Контора новокрещенских дел, призванная ускорить христианизацию на территории Казанской, Нижегородской, Воронежской и Астраханской губерний. В указе царского правительства от 11 сентября 1740 г. об отправлении архимандрита Д. Сеченова, назначенного главой конторы, в эти губернии, повелевалось давать новообращенным льготы от податей на три года, освобождать их от рекрутской повинности, от работы на казенных заводах, «давать каждому по кресту медному, что на персях носят, весом каждый по пяти золотников, да по одной рубахе с порты, ипо сермяжному кафтану с шапкою, и рукавицы, обуви чирики с чулками, а кто познатнее, тем при крещении давать кресты серебряные по четыре золотника, кафтан из сукон крашеных, какого цвета кто похочет, ценою по 50 копеек аршин, а вместо чириков сапоги ценою в 45 копеек, женскому полу волосники и очельники, по рубахе холщовой. Да от денег, мужескому полу, кои от рождения выше 15 лет, по рублю по 50 копеек, а от 10 до 15 лет — по рублю, а кои ниже 10 лет, тем — по 50 копеек».
Намного ухудшилось положение тех, кто несмотря на подачки, не хотел креститься, ибо все повинности и подати крестившихся в льготные годы было приказано «взыскивать на оставшихся в тех местах некрещеных иноверцах».
В 1744 г. в челобитной, адресованной императрице Анне Иоанновне, мор-довские «прявты» деревень Романиха и Ключиха Терюшевской волости Нижегородского уезда Данила и Живайка Цанаевы от имени «всей той волости мордвы» просили не подвергать их насильному крещению, отозвать из волости прибывшего туда епископа Нижегородского Дмитрия с протопопами, попами и солдатами, который не желавших креститься арестовывал, держал под крепким караулом в кандалах и колодках, бил мучительски, смертно, привязав к столбам, и в купель окунал связанных и кресты надевал на связанных. Однако принудительное крещение продолжалось, а за содействие мордве в составлении указанной челобитной солдата Преображенского полка Григория Зубкова по императорскому указу было повелено бить «при полку нещадно батогами, дабы впредь другие того чинить не дерзали» .
Так начиналось Терюшевское восстание мордвы 1743—1745 гг., возглавленное Несмеяном Кривовым и Пумрасом Семеновым. Понимая, какую опасность оно представляет, епископ Нижегородский и Алатырский Дмитрий просил Синод быстрее подавить его, ибо «протчих мест новокрещеные народы... мордва, и черемисы, и чуваша вси от того возмутятся и воссвирепеть могут» .
Прибывшие войска действительно скоро и жестоко подавили восстание, а его предводителя Несмеяна Кривова «за снятие с себя креста и за расколотие святые иконы», и за то, «что он во всем был первой возмутитель и заводчик», Правительствующий Сенат приговорил «зжечь при собрании всей Терюшевской волости новокрещеных и некрещеных мордвы при селе Сарлее, при котором собрание и на преосвященного Дмитрия нападение от мордвы было». «Учинить смертную казнь» повелевалось и другому лидеру этого восстания, бурмистру деревни Клеиха Пумрасу Семенову «за возмущение мордвы». Остальные руководители и повстанцы «в страх другим» были биты кнутом и плетьми.
Протест не только мордвы, но и других народов Среднего Поволжья против христианства, как религии, насильственно внедряемой в народ царизмом, иногда облекался в религиозную форму: отказ от принудительно навязанного православия, возврат к «язычеству», но вместе с тем имели место попытки как-то трансформировать старую языческую веру, чтобы можно было эффективнее противопоставить ее православию.
Один из ярких эпизодов такого реформаторства связан с движением мордвы той же Терюшевской волости, проходившем в 1808—1810 годах. Возникнув как обычное крестьянское сопротивление помещичье-крепостному гнету (отказ от барщинных работ), оно затем превратилось в религиозно-реформаторское движение. Возглавил его местный же крестьянин — житель деревни Большое Сеськино, принадлежавшей графине Сен-Приест, Кузьма Алексеев. Мордовские крестьяне указанной волости стали собираться в лесах на общие моления — озксы, проводившиеся, как докладывал нижегородский губернатор А. М. Руновский министру внутренних дел князю А. В. Куракину, «по древнему их идолопоклонническому мордовскому заблуждению». На этих мольбищах К. Алексеев объяснял крестьянам, что они должны быть свободными, не должны принадлежать помещикам и выплачивать оброк, что «Христа больше нет, не будет больше и христианской веры», что скоро «прежняя их мордовская вера возвысится, а христианская упадет»
Царское правительство жестоко расправилось с крестьянским движением. Его руководитель с семью наиболее близкими «сообщниками» был арестован и предан военно-полевому суду, который приговорил Кузьму Алексеева к сечению плетьми, вырезанию ноздрей, наложению клейма на лбу и щеках и к ссылке на поселение в Иркутскую губернию. Архиепископ Нижегородский и Арзамасский Вениамин лично объезжал волость, совместно с помещиками и полицией назначал к каждой десяти дворке новокрещен смотрителей, получивших приказание «наблюдать, дабы живущие в оных препорученных им дворах новокрещены не исправляли никакого моления по мордовским обрядам, а молились бы по-христиански»
Иерархи русской православной церкви объявляли «грехом» житейские кон-такты русских крещеных крестьян с некрещеной мордвой, накладывали на них церковное табу. Однако жизнь вносила свои коррективы. Складывание широкой экономической общности в рамках единого всероссийского рынка, единой системы товарно-денежных отношений, отсутствие каких-либо принципиальных отличий в уровне развития крестьянского хозяйства мордвы и русских, смешанное расселение, возникавшее по мере миграции русских в мордовские земли, совместная борьба против угнетателей внутри страны, как и совместная защита ее от внешнего нападения, участие мордвы в качестве спутника русских в освоении других земель способствовали выработке добрососедских отношений. Очень примечательна в этой связи одна из русских пословиц, записанная молодым Н. А. Добролюбовым в середине прошлого века в Нижегородской губернии: «С боярами знаться честно, с попами свято, а с мордвой хоть грех, да лучше всех».
Неоднократные попытки православного духовенства наложить церковный запрет на повседневные связи русского крещеного крестьянства с мордвой еще не крещеной оказались безуспешными, были обречены на провал. Как доносил в Синод епископ Нижегородский и Алатырский Дмитрий, «неуче-ные христиане (русские крестьяне) при их (мордвы) бесовских игралищах приходят обществом и скверным их жертвам приобщаются, пьют и едят с ними заедино».
Некоторые наиболее дальновидные миссионеры предлагали поощрять браки новокрещен с русскими, о чем, в частности, писал в Правительствующий Сенат 5 июня 1733 г. архиепископ Казанский и Свияжский Илларион, отмечавший, что «за русскими никого из оных (новокрещенок народов Поволжья) не имеется». Принятие православия хотя и облегчило браки мордвы, марийцев, удмуртов, чувашей с русскими, зато еще более затруднило их с мусульманскими народами — их соседями (татарами, башкирами), ибо губернаторам и воеводам на местах не раз повелевалось «смотреть накрепко», чтоб «махометане мордву, чувашей, черемис, вотяков и протчих тому подобных иноверцев в свою веру не превращали и не обрезывали».
Не удовлетворяясь данными указаниями, казанский губернатор граф Платон Мусин-Пушкин по доношению того же архиепископа Иллариона от 20 октября 1732 г., в свою очередь, настаивал перед Правительствующим Сенатом на принятии новых ограничений, направленных против распространения мусульманства. «Також запретить надлежит,— предлагал он,— чтоб магометане чувашских, черемисских, мордовских и вотяцких вдов и дочерей девок под смертною казнью в замужество за себя не брали».
Мордва и чуваши, марийцы и удмурты, так или иначе приобщаясь к право-славию, становились ближе и между собой, и к русским, другим народам России, исповедовавшим православие. И хотя православие у поволжских народов не зашло так глубоко, чтобы идентифицироваться, отождествиться с их этническим самосознанием, как у русских (русский — православный), тем не менее было бы неверно утверждать, как это иногда делается, что будто христианизация их носила чисто формальный характер.
Однако даже система Ильминского, несмотря на явное миссионерско-русификаторское содержание, внедрялась крайне непоследовательно,- по-скольку преподавание на инородческих языках казалось царским властям занятием опасным. Например, член Ученого комитета Министерства народного просвещения Георгиевский в 1867 г. утверждал, что нельзя учить инородцев на родном языке, ибо это «может послужить к пробуждению племенного самолюбия и уважения к собственному языку». На страницах «Журнала Министерства народного просвещения» при обсуждении вопроса об образовании инородцев было высказано такое суждение: «...язык — это народ: утвердите язык письменностью, дайте ему некоторую литературную обработку, изложите его грамматические правила, введите его в школу и церковь, и вы тем самым утвердите соответствующую народность, и доселе безразличную в отношении к языку массу инородцев, с явным даже влечением к усвоению русского языка, вы обратите в племя, которое будет дорожить своими особенностями и будет настаивать на своем обособлении».
Как явствовало из циркуляра, направленного 23 мая 1870 г. министром народного просвещения графом Д. А. Толстым управляющему Казанским учебным округом М. Соколову, инородческие языки могли быть употребляемы в школах лишь «...по необходимости, как орудие при первоначальном обучении и развитии инородцев». В свою очередь, разъясняя это положение, М. Соколов писал Н. И. Ильминскому 9 июня 1870 г., что оно не дает повода полагать, будто в инородческих школах будут учить инородческим языкам, которые не имеют ни грамматики, ни письменности, и изучение которых, в смысле изучения языка, немыслимо».
Христианизация мордовского народа, начавшаяся со второй половины XVI в. и завершившаяся в основном во второй половине XVIII в., стала главным средством его этноконфессиональной интеграции в составе российского социума. Известно, что крещение мордвы подтверждается наиболее ранними документами с первой половины XVI века. Так, в документе от 1508 г. сказано о Фёдоре – новокрещенце-мордвине, который в качестве толмача должен был сопровождать «от Коломны до окраины ногайских послов»1. В царском указе от 16 мая 1681 г. прямо говорится о предоставлении льгот мордве на шесть лет в случае крещения. В XVIII в., начиная с правления Петра I, встал вопрос о создании миссионерских школ, в том числе по подготовке миссионерских кадров из представителей нерусских народов Поволжья
Так, известный русский просветитель И. Т. Посошков писал о том, что неплохо было бы указ послать в «низовые» города, чтобы детей мордвы учить грамоте, а как научатся, то им самим слюбится; другие, как выучатся грамоте познают святую Христианскую веру, захотят и креститься, так грамотные люди будут мало по малу своих братьев к Христианской вере приводить. Как мордва, чуваши, марийцы крестятся, то и воеводам мордовским и всяким приказным людям надлежит почитать и всячески утешать и беречь народ свой.
Одновременно с растянувшимся на несколько столетий процессом христианизации росло и негативное отношение к православию у части мордовского народа как ответ на допускаемые, особенно в начале этого процесса, насильственные действия со стороны царской власти. Активное участие мордовского населения в крестьянских движениях на территории Среднего Поволжья «подчас облекалось в религиозную форму, в стремление отстоять свои традиционные верования и обряды как важное средство самоидентификации народа»
Мордовское язычество достаточно длительно сопротивлялось распространению православия (подтверждением этому служат, например, восстания терюшевской мордвы 1743–1745 и 1806–1810 гг.).
Критическое отношение к негативным фактам из деятельности служи-телей Церкви нашло отражение в национальном фольклоре. Антицерковные сатирические сказки, песни, пословицы и поговорки, загадки, в которых мордовский крестьянин смеется над попами, занимали большое место в произведениях устного народного творчества. Например, мордовские пословицы и поговорки гласят: «Ки ансяк чачи – «вай, вай!», а попось – «дай», дай»! («Ребенок родится – «ай, ай!», а попу – «дай, дай!»); «Попть аф эряйхть сдачанза» («У попа сдачи не бывает»); «Попонь сельме мера аф содай» («Поповские глаза меры не знают»); «Ярмакфтома попсь аф калма-танза, а ярмакта живтовок» («Без денег поп не похоронит, а за деньги – хоть живым»)1 и др. В мордовских народных сказках образы служителей церкви также весьма неприглядны, им часто присущи такие пороки как жадность, невежество, леность, лукавство, пьянство, обжорство, угодничество и др.
В XIX столетии на государственном уровне была признана целесооб-разность знания православными священнослужителями инородческих языков как средства усиления миссионерской проповеди, укоренения православия в душах и жизнедеятельности новокрещен. Понадобились учебные пособия по изучению этих языков. В 1838 г. в Москве была издана «Мордовская грамматика, составленная на наречии мордвы-мокши». Ее написал магистр Тамбовской духовной семинарии Павел Орнатов, преподававший по поручению Тамбовской епархии мордовский язык воспитанникам семинарии.
Окончательное выражение идея распространения православия среди нерусских народов Российской империи на их родных языках получила в системе Н. И. Ильминского, которая была утверждена Советом министра народного просвещения 26 марта 1870 г. циркуляром «О мерах к образова-нию населяющих Россию инородцев» р. Известно, что в основе «системы Ильминского» лежало стремление через использование родного языка, изу-чение местного быта и обычаев внедрять в среду учащихся-инородцев «ис-тину православной веры». Справедливой в связи с этим представляется оценка миссионерского просвещения Поволжского региона (в том числе мордовского края), данная С. В. Грачевым, отметившим, что если говорить о негативных сторонах миссионерского просвещения (политическая ангажированность, конфессиональная узость целей и др.), мы подчеркиваем его неоспоримое влияние на культурное становление молодых поволжских наций. Это положило начало процессу, который привел созданию у них собственных образовательных систем1.
Христианство стало для народов Поволжья мостом в великую русскую культуру и каналом приобщения к достижениям общечеловеческой цивилизации. Миссионеры видели перспективой дальнейшего развития народов Поволжья не механическое обрусение, а приобщение к русско-православной культуре на базе национальной самобытности. Н. И. Ильминский оставил после себя целую плеяду учеников, среди которых многие известные русские педагоги и национальные просветители. Наиболее значительным событием культурной жизни Среднего Поволжья, на наш взгляд, было выдвижение из среды нерусских народов собственных профессиональных просветителей, обозначивших своей деятельностью новый этап в развитии национального самосознания.
